Автор: Колодец историй
Бета: Колодец историй
Артер: Колодец историй
Название работы: Знак и плоть
Жанр: научная фантастика
Тема работы: 4. Когда все остальное потеряно, все же остается еще будущее (К. Боуви).
Тип работы: фанфик (перевод)
Рейтинг: R
Размер: 3085 слов в оригинале, разрешение получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/983339
Категория работы: слэш
Тип: ангст, AU, постапокалипсис
Предупреждения: упоминание пыток
Персонажи/пейринги: Шерлок/Джон
Дисклеймер: ни нам, ни автору ничего не принадлежит, кроме историй
Саммари: Посреди рассыпающихся башен и бессмысленных остовов зданий Лондона-которого-не-стало, Шерлок Холмс практикуется в запрещенном искусстве измерения времени и вспоминает.
Ссылка на скачивание полного текста работы
Примечания:
от автора: для Миры. Это кроссовер с выставкой «Дворец памяти» в V&A (Музей Виктории и Альберта в Лондоне, прим. переводчика), но для того, чтобы понять фик, не обязательно ее посещать. Выставка – своеобразная огромная книга, внутрь которой можно зайти. Действие происходит в Лондоне будущего, спустя сотни лет после того, как вся мировая инфраструктура была разрушена сильнейшей магнитной бурей. Власть находится в руках группы людей, которые верят в тотальное упрощение и чья цель – вернуть общество к истокам «цивилизации»: они против письменности, технологий и запоминания истории. Рассказчик находится в тюрьме за противоправные действия и за членство в секте, которая возрождала запрещенное «искусство памяти».
В начале выставки есть словарик, и я переношу его сюда:читать дальше
Дворец памяти – техника, используемая для запоминания; место, где хранятся воспоминания.
Упадок – время, в котором происходит повествование.
Расцвет – золотой век перед Упадком.
Намагничивание – магнитный шторм, приведший к Упадку.
Одичание – время в будущем, в котором люди будут жить в полном единении с природой.
Нечто – великий совет правителей во время Упадка, которые хотят привести человечество к Одичанию.
Учет – система, использовавшаяся во время Расцвета для счета.
Знак – информация и написанное слово во время Расцвета.
Судебные лорды – великие мыслители во время Расцвета.
Сеть – незаконный сбор.
Помнящие – запрещенная секта, пытающаяся запомнить как можно больше информации из прошлого.
от переводчика: больше прочесть об этой выставке можно здесь.
Примечание #2: аналитика будет оформлена отдельным сборником с выкладкой последнего текста команды.
Дверь камеры открылась.
— Вы готовы признаться в своих преступлениях? — произнесла тюремщица.
— Я не Помнящий, — ответил Шерлок, и дверь снова захлопнулась. Этот ритуал повторяется каждый день с тех пор, как он оказался здесь. Он спрашивал себя, устанут ли они когда-нибудь от этого. Или, что более вероятно, когда сдастся он сам. В конце концов, это он испытывал жажду третий день. Или он думал, что это третий день. Здесь не было солнца, не было изменчивых теней, отбрасываемых руинами города, не было того, что так любит Нечто. Он считал время в голове, но его разум был ненадежен, он знал это, все большую его часть составляли болезненная сухость в горле и шум в ушах. Возможно, он не был настолько точен в своих подсчетах, как ему хотелось бы.
Он спрашивал себя, что они сделают с ним, если узнают, что он считает. Счет был слишком близок к Учету и ассоциировался с Цивилизацией. Он не был столь же незаконен, как темные искусства Исчисления и Тригонометрии, но, если они узнают, то ничего хорошего не будет. Но, кроме того, он думал о таких словах, как «второй» и «час», которые определенно были запрещены.
В любом случае, они не могли обвинить его во лжи. Он действительно был членом Сети, которая состоит из Помнящих, но сам таковым не являлся. У него не было никакого желания выцарапывать имена мертвых на полуразрушенных древних вратах от Ноттинг-Хэлла до Дальнего Края в слабых попытках восстановить Знак. Забота о мертвых не вернет их к жизни. Их уже не спасти. Вполне вероятно, что то же самое можно сказать и о живых.
Но Помнящие собирали воспоминания и удерживали в своих головах знания Судебных лордов, их законы и потерянную Великую Таблицу Элементов, бережно храня спрятанные фрагменты Знака. Они даже не понимали, что он означает, но повторяли его как священную молитву во славу забытому слову. Шерлок многому научился у них, но никогда не питал к ним симпатий.
И это было взаимно. Они не придут за ним.
Если бы только он смог выбраться…
Все было не так безнадежно. Разрушенный город был почти пуст. Главы Нечто предпочитали править из своих ферм в долине, а немногие оставшиеся не осмеливались уходить из мест, где они родились. Шерлок узнал у Помнящих все, что смог, и ему больше не нужно было обращаться к ним и привлекать к себе внимание. Он мог бы спрятаться в руинах и работать над восстановлением Великой Таблицы Элементов из тех кусочков Знака, которые он собрал. Он был уверен, что со временем сможет вернуть утраченный смысл. Но времени было катастрофически мало.
Конечно, в жизни в бегах есть и свои минусы. Он будет скучать по башне, в которой жил до этого, рядом с древними вратами Бейкер Стрит. Пустые гулкие комнаты и полуразрушенные стены и…
Он сглотнул. Лучше не думать об этом. Не думать о звуке собственного голоса, сливающегося с голосами других обитателей башни и отдающимся эхом от стен башни. Он был здесь один. Воспоминания лишь причинят боль.
Помнящие, конечно, сказали бы, что боль от воспоминаний — неотъемлемая часть человеческой натуры. Они работали над этим, разрабатывали специальные техники для запоминания. Одна из них называется «Дворец памяти»: они могут взять место, которое хорошо знают, и представить его в абсолютной точности, вплоть до мельчайших деталей. Затем они могут совершать воображаемые прогулки по этому месту, развешивая вещи, которые они хотят запомнить, в форме картин.
Шерлок никогда не хотел испытать этот метод. Но сейчас…
В камере было темно, но он сумел выкрасть свечку. Нечто неохотно разрешало использование свечей, хотя это не поощрялось, однако они никогда бы не допустили такое неоднозначное поведение тому, кто уже подозревался в незаконной деятельности. Он задул ее, когда пришла тюремщица, и снова зажег с помощью кремня, стоило ему остаться одному.
В свете горящей свечи ведро для помоев и восемь одинаковых стен неровно мерцали в темноте. Хотя, нет, они не были одинаковыми. Царапина, неровность, более гладкое место. Он касался стен ладонями, чтобы почувствовать разницу. Он делал это часами.
Камера была маленькой, но, в конце концов, он довольствовался и этим знанием. Но использовать это знание определенно не было хорошей идеей. Однако что-то внутри него отдавалось болью, и впервые он понял, почему Помнящие так боялись забыть.
Он считал уже годами. Он знал, сколько разных видов почвы находится под сломанными башнями, из скольких разных видимых оттенков цвета состоят волосы его друга, как быстро выплеснется кровь из вспоротого ножом горла, сколько потребуется движений, чтобы написать имя его друга в Знаке. Он мог построить кривую его улыбки, когда они тяжело дышали после пробежки по шаткому, выпотрошенному дну их увядающего мира, он знал скорость его пульса, когда осторожно касался двумя пальцами его запястья, и думал, что знает, сколько раз его сердце сжималось за последние несколько дней…
Он не потеряет все это. Он не вынесет. Ему придется постараться и сохранить все, что он сможет.
Однажды он изготовил из найденных веток и нитей вещицу и научил ее прорезывать воздух и петь. Это была первая картина, помещенная во Дворец Разума, потому что он хотел сохранить звук, издаваемый вещью, когда он, наконец, сделал ее как надо. Он повесил ее прямо на потолок клетки: изображение струнного инструмента и связанный с ней звук в виде красивого воющего существа.
Дальше становилось сложнее, потому что каждая новая картина несла с собой угрозу. Струнный инструмент разрастался в размерах каждый раз, как он играл на нем, уставившись на то, что когда-то было городом, решая новую задачу. Каждый раз, когда его друг слышал, как он играл, и выражение его лица менялось с каждым услышанным звуком. Мог ли Шерлок запечатлеть каждое выражение его лица и повесить на стену? Должен. Если они больше не увидятся…
Он не изображал имя своего друга до самого конца, пока работал над остальным в течение нескольких дней. Скорее всего, нескольких. Трудно было сказать: он прекратил считать. Были более важные вещи для подсчета. Он изобразил имя в большом Знаке прямо посередине камеры. Он спал, свернувшись, вокруг него, и всю ночь чувствовал согревающее тепло.
На пятый день они дали ему воду. Он не был уверен, что этот день пятый. Но он понимал, что это не сулит ничего хорошего.
Его допрашивал глава Нечто. Шерлок решил, что это чересчур. Он определенно не был столь важен.
В основном, глава произносил стандартные слоганы Нечто. Язык — это ловушка. Идеи — все, что у вас есть взамен вещей. Они не утоляют жажду или голод. У них нет власти над материей. Мир сделан не из фактов, а из камня, дерева и воды.
Они задавали ему вопросы. Так как они не верили в идеи, хоть думали ими, даже не замечая этого, они пытались разговорить Шерлока, воздействуя на материю. Конкретно, на материю, из которой он состоял. Это продолжалось долгое время, но он не мог точно подсчитать, как долго. В итоге, кажется, они устали от этого и отправили его обратно в камеру.
Здесь, внизу стены, разговор.
Друг Шерлока никогда не одобрял его связи с Помнящими. Как и Шерлок, он не верил в то, что запоминание имен умерших и Учет их количества принесет кому-нибудь пользу. В отличие от Шерлока, он так же не верил в то, что поиск потерянных способов познавания мира оправдывает риск быть пойманным.
— Я не собираюсь останавливать тебя. Я знаю, что тебе нужно понимать вещи. Я знаю, что тебе нужны, — его голос стихает до приглушенного шепота, — идеи. Знание. Просто… Как бы я хотел, чтобы ты был в безопасности.
— Никто здесь не в безопасности, — отвечает ему Шерлок. — Так было в Дальнем Поле, где ты выполнял то, что говорило тебе Нечто. Но ты сбежал оттуда и пришел в разрушенный Лондон.
Его друг вздрагивает от названия: они не одобряются, слишком близки к Учету. Но в этих звуках есть своя музыка, как и в имени его друга. Ему потребовались месяцы, чтобы узнать его, но оно больше не произносилось.
— Да. Я знаю. Вот почему я не останавливаю тебя. Я понимаю. Я столь же безумен, как и ты. Но я бы хотел… — он замолкает. Шерлок знает, почему. В мире слишком много вещей, которые хотелось бы изменить, слишком много вещей, которые изменятся прежде, чем они смогут укрыться в своей башне, закрыв дверь от того, что им не нравится.
В их башне не было двери, ее смел шторм прошлым летом. Снаружи тихо воет ветер среди кирпичного мусора. Шерлок прикасается к своему другу и мысленно произносит его имя во весь голос. Наступает момент, когда имя в его голове сливается с ветром и кажется, будто оно произносится вслух.
Они снова не дают ему воду. Шерлок ускользает в свой Дворец Разума, где его обнимают теплые сильные руки его друга, сухие волосы прижимаются к его лбу, а оставшийся позади мир ощущался более живым, чем тот когда-либо был.
Здесь он мог воображать, предполагать. Дверь камеры могла открыть не тюремщица, а друг из плоти и крови, сдерживающий улыбку на губах: «Ох, во что же ты опять ввязался, лунатик, да, что-то вроде того, я не смог жить без тебя в этой башне. Я искал тебя. И выследил, не смотри так удивленно. Я не совсем бесполезен, я должен был найти тебя. Я нашел твою Сеть. Они сказали, куда тебя забрали. Я нашел тебя, я здесь. Я здесь ради тебя».
Иногда дверь действительно открывалась. Становилось сложнее отличить реальность от фантазий, и Шерлок стремился уничтожить последние отличия. Недавно он заметил, что тени под дверью в реальной жизни темнее и объемнее, чем во Дворце. Он тут же это поправил. В следующий раз, когда тюремщица снова придет его допрашивать, он увидит, настолько точным стало изображение. Если Дворец будет столь же реальным, как и камера, ему никогда больше не придется его покидать.
Он знал Дворец достаточно хорошо, чтобы возвращаться туда даже во время допросов. Иногда боль из внешнего мира прорывалась вовнутрь, но, обычно, он мог совместить ее с определенными воспоминаниями физической боли. Но, тем не менее, они наполняли его пузырьками света и воздуха, в которых он так нуждался, чтобы оставаться самим собой. Например, на этой стене, вот здесь…
— Что, черт побери, ты сотворил с собой?
— У меня была схватка с… Кажется, это называется колючая проволока. Около Мусорного Монстра целое поле всяких вещей или, по крайней мере, их остатков.
Его друг поморщился.
— Не называй это так. Просто скажи «рядом с одними из древних Врат».
— Тогда ты не поймешь, где именно, не так ли?
Его друг улыбается. Шерлок никогда не может отвести глаз от выражений его лица, удивляясь, как у него это получается: подавленный, помятый ком волнения разглаживается, превращаясь в симпатию и радость. Шерлок даже не сказал ничего смешного или умного. Его друг просто рад находится здесь, разговаривать с ним. Здесь, в полуразрушенной башне, в мертвом городе. Его друг — это чудо.
— Ты мог бы сказать «рядом с одними из древних Врат, где разбитая серебряная плитка покрывает пол, как трава. Там, где пчелы начали строительство улея среди обломков. Там, куда я постоянно таскаю своего друга, чтобы наблюдать за пчелами». Думаю, я бы как-нибудь понял, что ты имеешь в виду.
Шерлок хочет поцеловать его в эту же секунду. Он часто это делает. Но потом, он почему-то запомнит именно этот момент. Лицо его друга смягчается, и он говорит:
— Дай мне взглянуть.
У друга Шерлока нет времени на большинство запрещенных искусств. Он мягко качает головой на желание Шерлока изучать Древо Хикии и Великую Таблицу. Но иногда он подбирается слишком близко к запрещенному умению госпитальности, старой традиции, в которой Древо и другие искусства использовались в роскошных дворцах, Госпиталях, которые путешествовали по городам, празднуя великие фестивали Операций. Друг Шерлока постоянно утверждает, что использует только природные методы, но госпитальность — сама суть цивилизации, и его репутация врачевателя болезней не расположит к нему глав Нечто, если они услышат о нем.
Он прикасается к раненной ноге Шерлока, и это так больно…
… это так больно…
Но эйфория от прикосновений рук его друга так велика, что она затмевает все остальное. Это как солнечный свет для звезд, необходимый белоснежно-горячий огонь, от которого перестаешь замечать крохотные огоньки крови и раненной кожи.
После, руки его друга продолжают гладить его кожу, снова и снова, словно они тоже готовы вот-вот вспыхнуть желанием.
Он потерял счет дней. В любом случае, это больше не имело смысла. Он провел бесконечно малое время в камере по сравнению с Дворцом. Он заполнил его без остатка всем тем, что случалось с ним. Вскоре он все забудет, и, с субъективной точки зрения, это никогда не случалось.
Дверь камеры открылась, и из его пересохшего горла вырвался тихий вздох. Он все еще воспринимал вещи неправильно. Он только что смотрел на дверь Дворца, она была полностью гладкой, но сейчас она сдвинулась, образовалась крохотная, медленно расширяющаяся щель, такая маленькая, что он не заметил ее прежде. В следующий раз он исправит это. Очень важно, чтобы он не смог отличить реальность от Дворца.
— Шерлок? — произнес голос. Он знал этот голос, хотя он никогда не называл его по имени. Он поднял взгляд.
Шерлок шумно выдохнул, воздух оцарапал иссушенное горло, и он зашипел от новой, неизвестной формы боли. Он хотел сказать «мой друг», но он не стал сохранять этих слов во Дворце. Они были слишком очевидны. Их не нужно было произносить или думать о них, не нужно было вешать на стены, они и без того находились в каждой частице его естества.
Вместо этого, он дотронулся до центра пола Дворца. Он спал рядом с ним больше раз, чем мог сосчитать. Это располагалось на поверхности, на его коже, не в глубине тела, куда слишком болезненно добираться.
— Джон, — ответил Шерлок.
Джон поморщился. Это было точно такое же выражение, что Шерлок сохранил во Дворце до последней детали, и совершенно на него не похожее. Шерлок поклялся, что поцелует его. Каждый сантиметр лица. Он встанет, и они выйдут из камеры мимо тюремщицы, которая будет лежать на полу, без сомнений, мертвая или без сознания. Они выйдут в летний шторм, который бушует снаружи, и будут бежать до тех пор, пока не найдут укрытие или пока их не разорвет на мелкие кусочки. Но сначала он уделит секунду, чтобы поцеловать каждый невыразимый атом лица Джона и позволить их названиям грозно звучать в его голове. Он уделит этому так много секунд, сколько захочет, и посчитает, и назовет каждую из них.
— Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо делал, — произнес Джон, смеясь.
Впервые Шерлок хочет поцеловать морщинку у левого уголка губ Джона и дать ей имя. Эти два импульса одинаковы и неразделимы. Без сомнений, есть название для каждого малейшего изменения лица особенно эмоционального человека конкретно в этом месте. Или должно было быть во время Расцвета.
Вокруг них увядает мир. Их руки встречаются, и Шерлок, наконец, понимает то, что в чем всегда сомневался: Нечто не правы. Идеи в самом деле имеют власть над материей. Вес руки Джона Ватсона в руке Шерлока многократно умножается весом всего, что может или не может случиться с ними в будущем.
Идеи не могут непосредственно преобразовывать материю, в этом они были правы. Рука Джона касается руки Шерлока, а за окном башни город все так же выглядит как раздробленная, выпотрошенная шелуха. Но идеи могут делать кое-что еще, для чего, возможно, было описание, когда слова еще были известны.
Их руки соприкасаются снова. И за окном Шерлок видит, как разрушенный, раненный мир безнадежно оживает.
Бета: Колодец историй
Артер: Колодец историй
Название работы: Знак и плоть
Жанр: научная фантастика
Тема работы: 4. Когда все остальное потеряно, все же остается еще будущее (К. Боуви).
Тип работы: фанфик (перевод)
Рейтинг: R
Размер: 3085 слов в оригинале, разрешение получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/983339
Категория работы: слэш
Тип: ангст, AU, постапокалипсис
Предупреждения: упоминание пыток
Персонажи/пейринги: Шерлок/Джон
Дисклеймер: ни нам, ни автору ничего не принадлежит, кроме историй
Саммари: Посреди рассыпающихся башен и бессмысленных остовов зданий Лондона-которого-не-стало, Шерлок Холмс практикуется в запрещенном искусстве измерения времени и вспоминает.
Ссылка на скачивание полного текста работы
Примечания:
от автора: для Миры. Это кроссовер с выставкой «Дворец памяти» в V&A (Музей Виктории и Альберта в Лондоне, прим. переводчика), но для того, чтобы понять фик, не обязательно ее посещать. Выставка – своеобразная огромная книга, внутрь которой можно зайти. Действие происходит в Лондоне будущего, спустя сотни лет после того, как вся мировая инфраструктура была разрушена сильнейшей магнитной бурей. Власть находится в руках группы людей, которые верят в тотальное упрощение и чья цель – вернуть общество к истокам «цивилизации»: они против письменности, технологий и запоминания истории. Рассказчик находится в тюрьме за противоправные действия и за членство в секте, которая возрождала запрещенное «искусство памяти».
В начале выставки есть словарик, и я переношу его сюда:читать дальше
Дворец памяти – техника, используемая для запоминания; место, где хранятся воспоминания.
Упадок – время, в котором происходит повествование.
Расцвет – золотой век перед Упадком.
Намагничивание – магнитный шторм, приведший к Упадку.
Одичание – время в будущем, в котором люди будут жить в полном единении с природой.
Нечто – великий совет правителей во время Упадка, которые хотят привести человечество к Одичанию.
Учет – система, использовавшаяся во время Расцвета для счета.
Знак – информация и написанное слово во время Расцвета.
Судебные лорды – великие мыслители во время Расцвета.
Сеть – незаконный сбор.
Помнящие – запрещенная секта, пытающаяся запомнить как можно больше информации из прошлого.
от переводчика: больше прочесть об этой выставке можно здесь.
Примечание #2: аналитика будет оформлена отдельным сборником с выкладкой последнего текста команды.
Дверь камеры открылась.— Вы готовы признаться в своих преступлениях? — произнесла тюремщица.
— Я не Помнящий, — ответил Шерлок, и дверь снова захлопнулась. Этот ритуал повторяется каждый день с тех пор, как он оказался здесь. Он спрашивал себя, устанут ли они когда-нибудь от этого. Или, что более вероятно, когда сдастся он сам. В конце концов, это он испытывал жажду третий день. Или он думал, что это третий день. Здесь не было солнца, не было изменчивых теней, отбрасываемых руинами города, не было того, что так любит Нечто. Он считал время в голове, но его разум был ненадежен, он знал это, все большую его часть составляли болезненная сухость в горле и шум в ушах. Возможно, он не был настолько точен в своих подсчетах, как ему хотелось бы.
Он спрашивал себя, что они сделают с ним, если узнают, что он считает. Счет был слишком близок к Учету и ассоциировался с Цивилизацией. Он не был столь же незаконен, как темные искусства Исчисления и Тригонометрии, но, если они узнают, то ничего хорошего не будет. Но, кроме того, он думал о таких словах, как «второй» и «час», которые определенно были запрещены.
В любом случае, они не могли обвинить его во лжи. Он действительно был членом Сети, которая состоит из Помнящих, но сам таковым не являлся. У него не было никакого желания выцарапывать имена мертвых на полуразрушенных древних вратах от Ноттинг-Хэлла до Дальнего Края в слабых попытках восстановить Знак. Забота о мертвых не вернет их к жизни. Их уже не спасти. Вполне вероятно, что то же самое можно сказать и о живых.
Но Помнящие собирали воспоминания и удерживали в своих головах знания Судебных лордов, их законы и потерянную Великую Таблицу Элементов, бережно храня спрятанные фрагменты Знака. Они даже не понимали, что он означает, но повторяли его как священную молитву во славу забытому слову. Шерлок многому научился у них, но никогда не питал к ним симпатий.
И это было взаимно. Они не придут за ним.
Если бы только он смог выбраться…
Все было не так безнадежно. Разрушенный город был почти пуст. Главы Нечто предпочитали править из своих ферм в долине, а немногие оставшиеся не осмеливались уходить из мест, где они родились. Шерлок узнал у Помнящих все, что смог, и ему больше не нужно было обращаться к ним и привлекать к себе внимание. Он мог бы спрятаться в руинах и работать над восстановлением Великой Таблицы Элементов из тех кусочков Знака, которые он собрал. Он был уверен, что со временем сможет вернуть утраченный смысл. Но времени было катастрофически мало.
Конечно, в жизни в бегах есть и свои минусы. Он будет скучать по башне, в которой жил до этого, рядом с древними вратами Бейкер Стрит. Пустые гулкие комнаты и полуразрушенные стены и…
Он сглотнул. Лучше не думать об этом. Не думать о звуке собственного голоса, сливающегося с голосами других обитателей башни и отдающимся эхом от стен башни. Он был здесь один. Воспоминания лишь причинят боль.
Помнящие, конечно, сказали бы, что боль от воспоминаний — неотъемлемая часть человеческой натуры. Они работали над этим, разрабатывали специальные техники для запоминания. Одна из них называется «Дворец памяти»: они могут взять место, которое хорошо знают, и представить его в абсолютной точности, вплоть до мельчайших деталей. Затем они могут совершать воображаемые прогулки по этому месту, развешивая вещи, которые они хотят запомнить, в форме картин.
Шерлок никогда не хотел испытать этот метод. Но сейчас…
В камере было темно, но он сумел выкрасть свечку. Нечто неохотно разрешало использование свечей, хотя это не поощрялось, однако они никогда бы не допустили такое неоднозначное поведение тому, кто уже подозревался в незаконной деятельности. Он задул ее, когда пришла тюремщица, и снова зажег с помощью кремня, стоило ему остаться одному.
В свете горящей свечи ведро для помоев и восемь одинаковых стен неровно мерцали в темноте. Хотя, нет, они не были одинаковыми. Царапина, неровность, более гладкое место. Он касался стен ладонями, чтобы почувствовать разницу. Он делал это часами.
Камера была маленькой, но, в конце концов, он довольствовался и этим знанием. Но использовать это знание определенно не было хорошей идеей. Однако что-то внутри него отдавалось болью, и впервые он понял, почему Помнящие так боялись забыть.
Он считал уже годами. Он знал, сколько разных видов почвы находится под сломанными башнями, из скольких разных видимых оттенков цвета состоят волосы его друга, как быстро выплеснется кровь из вспоротого ножом горла, сколько потребуется движений, чтобы написать имя его друга в Знаке. Он мог построить кривую его улыбки, когда они тяжело дышали после пробежки по шаткому, выпотрошенному дну их увядающего мира, он знал скорость его пульса, когда осторожно касался двумя пальцами его запястья, и думал, что знает, сколько раз его сердце сжималось за последние несколько дней…
Он не потеряет все это. Он не вынесет. Ему придется постараться и сохранить все, что он сможет.
Однажды он изготовил из найденных веток и нитей вещицу и научил ее прорезывать воздух и петь. Это была первая картина, помещенная во Дворец Разума, потому что он хотел сохранить звук, издаваемый вещью, когда он, наконец, сделал ее как надо. Он повесил ее прямо на потолок клетки: изображение струнного инструмента и связанный с ней звук в виде красивого воющего существа.
Дальше становилось сложнее, потому что каждая новая картина несла с собой угрозу. Струнный инструмент разрастался в размерах каждый раз, как он играл на нем, уставившись на то, что когда-то было городом, решая новую задачу. Каждый раз, когда его друг слышал, как он играл, и выражение его лица менялось с каждым услышанным звуком. Мог ли Шерлок запечатлеть каждое выражение его лица и повесить на стену? Должен. Если они больше не увидятся…
Он не изображал имя своего друга до самого конца, пока работал над остальным в течение нескольких дней. Скорее всего, нескольких. Трудно было сказать: он прекратил считать. Были более важные вещи для подсчета. Он изобразил имя в большом Знаке прямо посередине камеры. Он спал, свернувшись, вокруг него, и всю ночь чувствовал согревающее тепло.
На пятый день они дали ему воду. Он не был уверен, что этот день пятый. Но он понимал, что это не сулит ничего хорошего.
Его допрашивал глава Нечто. Шерлок решил, что это чересчур. Он определенно не был столь важен.
В основном, глава произносил стандартные слоганы Нечто. Язык — это ловушка. Идеи — все, что у вас есть взамен вещей. Они не утоляют жажду или голод. У них нет власти над материей. Мир сделан не из фактов, а из камня, дерева и воды.
Они задавали ему вопросы. Так как они не верили в идеи, хоть думали ими, даже не замечая этого, они пытались разговорить Шерлока, воздействуя на материю. Конкретно, на материю, из которой он состоял. Это продолжалось долгое время, но он не мог точно подсчитать, как долго. В итоге, кажется, они устали от этого и отправили его обратно в камеру.
Здесь, внизу стены, разговор.
Друг Шерлока никогда не одобрял его связи с Помнящими. Как и Шерлок, он не верил в то, что запоминание имен умерших и Учет их количества принесет кому-нибудь пользу. В отличие от Шерлока, он так же не верил в то, что поиск потерянных способов познавания мира оправдывает риск быть пойманным.
— Я не собираюсь останавливать тебя. Я знаю, что тебе нужно понимать вещи. Я знаю, что тебе нужны, — его голос стихает до приглушенного шепота, — идеи. Знание. Просто… Как бы я хотел, чтобы ты был в безопасности.
— Никто здесь не в безопасности, — отвечает ему Шерлок. — Так было в Дальнем Поле, где ты выполнял то, что говорило тебе Нечто. Но ты сбежал оттуда и пришел в разрушенный Лондон.
Его друг вздрагивает от названия: они не одобряются, слишком близки к Учету. Но в этих звуках есть своя музыка, как и в имени его друга. Ему потребовались месяцы, чтобы узнать его, но оно больше не произносилось.
— Да. Я знаю. Вот почему я не останавливаю тебя. Я понимаю. Я столь же безумен, как и ты. Но я бы хотел… — он замолкает. Шерлок знает, почему. В мире слишком много вещей, которые хотелось бы изменить, слишком много вещей, которые изменятся прежде, чем они смогут укрыться в своей башне, закрыв дверь от того, что им не нравится.
В их башне не было двери, ее смел шторм прошлым летом. Снаружи тихо воет ветер среди кирпичного мусора. Шерлок прикасается к своему другу и мысленно произносит его имя во весь голос. Наступает момент, когда имя в его голове сливается с ветром и кажется, будто оно произносится вслух.
Они снова не дают ему воду. Шерлок ускользает в свой Дворец Разума, где его обнимают теплые сильные руки его друга, сухие волосы прижимаются к его лбу, а оставшийся позади мир ощущался более живым, чем тот когда-либо был.
Здесь он мог воображать, предполагать. Дверь камеры могла открыть не тюремщица, а друг из плоти и крови, сдерживающий улыбку на губах: «Ох, во что же ты опять ввязался, лунатик, да, что-то вроде того, я не смог жить без тебя в этой башне. Я искал тебя. И выследил, не смотри так удивленно. Я не совсем бесполезен, я должен был найти тебя. Я нашел твою Сеть. Они сказали, куда тебя забрали. Я нашел тебя, я здесь. Я здесь ради тебя».
Иногда дверь действительно открывалась. Становилось сложнее отличить реальность от фантазий, и Шерлок стремился уничтожить последние отличия. Недавно он заметил, что тени под дверью в реальной жизни темнее и объемнее, чем во Дворце. Он тут же это поправил. В следующий раз, когда тюремщица снова придет его допрашивать, он увидит, настолько точным стало изображение. Если Дворец будет столь же реальным, как и камера, ему никогда больше не придется его покидать.
Он знал Дворец достаточно хорошо, чтобы возвращаться туда даже во время допросов. Иногда боль из внешнего мира прорывалась вовнутрь, но, обычно, он мог совместить ее с определенными воспоминаниями физической боли. Но, тем не менее, они наполняли его пузырьками света и воздуха, в которых он так нуждался, чтобы оставаться самим собой. Например, на этой стене, вот здесь…
— Что, черт побери, ты сотворил с собой?
— У меня была схватка с… Кажется, это называется колючая проволока. Около Мусорного Монстра целое поле всяких вещей или, по крайней мере, их остатков.
Его друг поморщился.
— Не называй это так. Просто скажи «рядом с одними из древних Врат».
— Тогда ты не поймешь, где именно, не так ли?
Его друг улыбается. Шерлок никогда не может отвести глаз от выражений его лица, удивляясь, как у него это получается: подавленный, помятый ком волнения разглаживается, превращаясь в симпатию и радость. Шерлок даже не сказал ничего смешного или умного. Его друг просто рад находится здесь, разговаривать с ним. Здесь, в полуразрушенной башне, в мертвом городе. Его друг — это чудо.
— Ты мог бы сказать «рядом с одними из древних Врат, где разбитая серебряная плитка покрывает пол, как трава. Там, где пчелы начали строительство улея среди обломков. Там, куда я постоянно таскаю своего друга, чтобы наблюдать за пчелами». Думаю, я бы как-нибудь понял, что ты имеешь в виду.
Шерлок хочет поцеловать его в эту же секунду. Он часто это делает. Но потом, он почему-то запомнит именно этот момент. Лицо его друга смягчается, и он говорит:
— Дай мне взглянуть.
У друга Шерлока нет времени на большинство запрещенных искусств. Он мягко качает головой на желание Шерлока изучать Древо Хикии и Великую Таблицу. Но иногда он подбирается слишком близко к запрещенному умению госпитальности, старой традиции, в которой Древо и другие искусства использовались в роскошных дворцах, Госпиталях, которые путешествовали по городам, празднуя великие фестивали Операций. Друг Шерлока постоянно утверждает, что использует только природные методы, но госпитальность — сама суть цивилизации, и его репутация врачевателя болезней не расположит к нему глав Нечто, если они услышат о нем.
Он прикасается к раненной ноге Шерлока, и это так больно…
… это так больно…
Но эйфория от прикосновений рук его друга так велика, что она затмевает все остальное. Это как солнечный свет для звезд, необходимый белоснежно-горячий огонь, от которого перестаешь замечать крохотные огоньки крови и раненной кожи.
После, руки его друга продолжают гладить его кожу, снова и снова, словно они тоже готовы вот-вот вспыхнуть желанием.
Он потерял счет дней. В любом случае, это больше не имело смысла. Он провел бесконечно малое время в камере по сравнению с Дворцом. Он заполнил его без остатка всем тем, что случалось с ним. Вскоре он все забудет, и, с субъективной точки зрения, это никогда не случалось.
Дверь камеры открылась, и из его пересохшего горла вырвался тихий вздох. Он все еще воспринимал вещи неправильно. Он только что смотрел на дверь Дворца, она была полностью гладкой, но сейчас она сдвинулась, образовалась крохотная, медленно расширяющаяся щель, такая маленькая, что он не заметил ее прежде. В следующий раз он исправит это. Очень важно, чтобы он не смог отличить реальность от Дворца.
— Шерлок? — произнес голос. Он знал этот голос, хотя он никогда не называл его по имени. Он поднял взгляд.
Шерлок шумно выдохнул, воздух оцарапал иссушенное горло, и он зашипел от новой, неизвестной формы боли. Он хотел сказать «мой друг», но он не стал сохранять этих слов во Дворце. Они были слишком очевидны. Их не нужно было произносить или думать о них, не нужно было вешать на стены, они и без того находились в каждой частице его естества.
Вместо этого, он дотронулся до центра пола Дворца. Он спал рядом с ним больше раз, чем мог сосчитать. Это располагалось на поверхности, на его коже, не в глубине тела, куда слишком болезненно добираться.
— Джон, — ответил Шерлок.
Джон поморщился. Это было точно такое же выражение, что Шерлок сохранил во Дворце до последней детали, и совершенно на него не похожее. Шерлок поклялся, что поцелует его. Каждый сантиметр лица. Он встанет, и они выйдут из камеры мимо тюремщицы, которая будет лежать на полу, без сомнений, мертвая или без сознания. Они выйдут в летний шторм, который бушует снаружи, и будут бежать до тех пор, пока не найдут укрытие или пока их не разорвет на мелкие кусочки. Но сначала он уделит секунду, чтобы поцеловать каждый невыразимый атом лица Джона и позволить их названиям грозно звучать в его голове. Он уделит этому так много секунд, сколько захочет, и посчитает, и назовет каждую из них.
— Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо делал, — произнес Джон, смеясь.
Впервые Шерлок хочет поцеловать морщинку у левого уголка губ Джона и дать ей имя. Эти два импульса одинаковы и неразделимы. Без сомнений, есть название для каждого малейшего изменения лица особенно эмоционального человека конкретно в этом месте. Или должно было быть во время Расцвета.
Вокруг них увядает мир. Их руки встречаются, и Шерлок, наконец, понимает то, что в чем всегда сомневался: Нечто не правы. Идеи в самом деле имеют власть над материей. Вес руки Джона Ватсона в руке Шерлока многократно умножается весом всего, что может или не может случиться с ними в будущем.
Идеи не могут непосредственно преобразовывать материю, в этом они были правы. Рука Джона касается руки Шерлока, а за окном башни город все так же выглядит как раздробленная, выпотрошенная шелуха. Но идеи могут делать кое-что еще, для чего, возможно, было описание, когда слова еще были известны.
Их руки соприкасаются снова. И за окном Шерлок видит, как разрушенный, раненный мир безнадежно оживает.
@темы: фанфик, Жанр: научная фантастика, Рейтинг: r, иллюстрация
-
-
05.12.2013 в 12:57-
-
05.12.2013 в 14:37-
-
05.12.2013 в 17:05-
-
05.12.2013 в 23:52Коллажи, ох, какие коллажи! Спасибо.
-
-
06.12.2013 в 11:47Недавно он заметил, что тени под дверью в реальной жизни темнее и объемнее, чем во Дворце. Он тут же это поправил. Пробрало...
Касания канона ШХ замечательные, особенно про скрипку понравилось.
Когда меня спрашивают о моей мозговой ориентации, я обычно отвечаю - объективный идеалист, хотя желала бы быть субъективным ))) В этом тексте автор стоит на грани слияния направлений, во всяком случае, просачивание очевидно. Здорово.
-
-
06.12.2013 в 20:36solnza@net, спасибо за теплую оценку
T*Jul, мы уверены, что даже в таком непростом мире у них все наладится
Poco a poco, мы рады, что вам понравилось
-
-
06.12.2013 в 21:09Текст великолепен! Понравился стиль - чуточку суховатый, отстраненный, и в то же время завораживающий и увлекающий. Понравился образ Шерлока - по-моему, это исключительно вхарактерно: то, что он не согласен с властями, но и не в "оппозиции" (наверное, Шерлок бы не вписался ни в одну организацию, разве что на своих условиях и в соответствии со своими, а не чужими принципами). Понравился, как описан мир - не впрямую, а штрихами, как отголоски угрозы в мыслях Шерлока. Но от этого ощущаешь реальность Упадка ещё яснее и сильнее.
Так как они не верили в идеи, хоть думали ими, даже не замечая этого, они пытались разговорить Шерлока, воздействуя на материю. Конкретно, на материю, из которой он состоял.
Ох, как это страшно. И так здорово описано происходящее именно с точки зрения Шерлока - самый, наверное, потрясающий момент!
Становилось сложнее отличить реальность от фантазий, и Шерлок стремился уничтожить последние отличия.
По-моему, это очень сильно. Сам этот выход из ситуации, который придумал для себя Шерлок, страшный и в то же время ведь очень логичный.
Хорошо, что у него есть Джон. То, какими тёплыми и светлыми становятся мысли Шерлока, когда он вспоминает о друге - это настолько прекрасно, что сжимается сердце. И он с такой любовью думает об улыбке и смехе друга - снова и снова. Это прекрасные фрагменты, которые наполняют страшный и тяжелый текст надеждой.
Вокруг них увядает мир. Их руки встречаются, и Шерлок, наконец, понимает то, что в чем всегда сомневался: Нечто не правы. Идеи в самом деле имеют власть над материей. Вес руки Джона Ватсона в руке Шерлока многократно умножается весом всего, что может или не может случиться с ними в будущем.
Пусть немного пафосно, но очень правильно. После такого текста - очень, очень правильно.
Бесконечное вам спасибо за выбор текста и перевод! Это великолепно
Оформление понравилось, не бросается в глаза, и в то же время создаёт атмосферу. Колючая проволока в качестве разделителей - просто и жутко. В коллаже, мне кажется, очень удачно подобраны выражения лиц: сосредоточенное у Шерлока и очень мягкое - у Джона. Не улыбка до ушей, а такая затаённая теплота. И это тоже правильно.
Спасибо команде!
-
-
06.12.2013 в 22:31ну и, конечно же, коллажи - они прекрасны!
-
-
06.12.2013 в 23:36-
-
08.12.2013 в 15:53Текст выбивает из равновесия, худшие условия для деятельного мозга Шерлока. Как указали выше, хорошо, что у него есть Джон - только наличие близкого друга может примирить с этим ужасом действительности.
Коллажи добавляют атморферности.
-
-
12.12.2013 в 20:49Не развлекательно, но сильно.
-
-
15.12.2013 в 19:23dark_seven, julia-sp, канарейка_жёлтая, Ядовито-розовые ручные ромашки, команда рада, что вам понравилось
-
-
26.12.2013 в 15:15Мне кажется, Шерлок в конце сошел с ума. Это так?